Можете не верить, но чудеса есть. История опера, перевернувшая жизни

Фото из личного архива Александра Тылькевича

В Забайкалье бывший милиционер, а ныне священник воспитывает 12 детей, помогает пострадавшим от пожаров и наводнений, строит храмы в отдалённых деревнях и совершает рискованные экспедиции на севера с гуманитарным грузом.

Автор:
Беспалов Андрей

По Угрюм-реке

Настоятель храма Святых апостолов Петра и Павла в городе Шилка Забайкальского края протоиерей Александр Тылькевич 18 февраля отправился с проверенной командой  в очередную экспедицию в отдалённые села на севере Забайкалья. Маршрут проложен по льду рек – Нерчи, Каренги, Витима (та самая Угрюм-река из одноимённого романа В. Шишкова). Сколько гуманитарная экспедиция займёт времени, никто сейчас не скажет. В марте прошлого года поход был сложным. Машины автопоезда шесть раз проваливались под лёд. На некоторых особо опасных участках шли с открытыми дверями, чтобы успеть выскочить. С Божьей помощью всё завершилось благополучно, говорит отец Александр.

Ежегодно таких экспедиций за сотни верст вверх по карте огромного Забайкальского края он организует по три-четыре. Летом – на моторках по рекам против  течения, как это было в 2018 году, когда Забайкалье накрыло невиданное в тех краях наводнение, и было непонятно, живы ли на северах люди, сильно ли пострадали, нужна ли кому срочная медицинская помощь. Власти ничего сказать не могли, сосредоточившись на решении проблем в Чите, Шилке и других крупных населённых пунктах. Связи с северными сёлами не было, дороги, какие и были, размыло. Ждать, когда спадёт вода, священник не собирался.

Зимой маршрут экспедиции прокладывается по льду тех же рек. Другим способом, как по реке, до северных деревень не добраться. Зимние походы очень важны, так как на грузовом автотранспорте можно увезти больше гуманитарки, чем на лодках.

Приход настоятеля Петро-Павловского храма, его зона ответственности – 900 квадратных километров. Десятки сёл. Не так-то просто их все объехать, тем более в условиях бездорожья. Пока батюшка мотается до Угрюм-реки и обратно, служит службы в сельских храмах, на матушку Светлану ложатся все заботы по дому. В семье 12 детей, из которых десять – приёмные. Кроме работ по хозяйству надо заниматься делами Гуманитарного центра, созданного отцом Александром при храме. Хорошо, дети помогают во всём. Так воспитаны.

Скажи Александру Тылькевичу, лейтенанту транспортной милиции, ловившему бандитов по всему Забайкалью, что придёт время, и он станет священником, он бы, наверное, только рассмеялся. Какая религия, какая церковь? Он днюет и ночует в отделе, работы невпроворот, и она ему очень нравится. И он как мог пытался обмануть судьбу. Не одну попытку предпринял. Но, видно, правду говорят – от судьбы не уйдёшь.

Казак из Ташкента

Александр Тылькевич родился в Ташкенте. В Средней Азии жило три поколения Астаховых-Тылькевичей. Прадед, офицер царской армии генерал Астахов, прикрывал отход Деникина на юге России и эмиграцию видного представителя Белого движения в годы Гражданской войны Чёрным морем. Своей семье Астахов, не будучи в состоянии помочь, велел уходить берегом. Мол, выживете, так выживете, на все воля Божья.

Спустя несколько дней, когда жена, не зная, чем накормить детей и не видя никакого просвета, решила уже детей топить, море выкинуло на берег дельфина. Так спаслись от голодной смерти. Там же, на берегу на женщину с детьми случайно наткнулся пустившийся в бега от новой власти железнодорожник по фамилии Тылькевич. У мужчины был хороший дом, он-то и приглянулся одному важному человеку в кожаной куртке. Знакомые посоветовали срочно бежать: все равно, дескать, отберут, а самого арестуют. Найдут за что.

За Тылькевичем действительно пришли, но чуть опоздали. Железнодорожник скрылся, ничего с собой не успев прихватить, кроме документов. Мужчина взял на себя заботу о несчастном семействе. Вместе добрались до Средней Азии, где, как полагали, их искать никто не будет. Жили в городке Денау близ Термеза в Узбекистане.

Будущие родители Александра Тылькевича встретились в Ташкенте, куда приехали получать высшее образование. Когда Александру было 14 лет, родители отправились на всесоюзную стройку БАМ – строительство Байкало-Амурской магистрали. Узбеки строили посёлок Куанда. «С тех пор я забайкалец», – говорит отец Александр.

В Ташкенте он вновь побывал лишь однажды, много лет спустя, когда, решив служить Богу, поехал за благословением деда, в прошлом первого секретаря обкома партии. Геннадий Степанович, даром что партийный функционер, был человеком набожным. Когда субботник приходился на Пасху, он этот субботник отменял, а людей отпускал домой.

Путь к Богу

«Я догадывался, что на свете существует нечто, чего я не в состоянии понять, осмыслить. Но о Боге не задумывался», – вспоминает Тылькевич. Решение молодого сотрудника милиции первый раз зайти в церковь и напрямую обратиться к Богу было чисто прагматическим. Александр работал оперативником и заочно учился в школе милиции. «Теорию государства и права» там вёл преподаватель, которого на курсе все не любили и побаивались. Сдать ему экзамен было почти нереально – знаешь, не знаешь, всех заваливал. «И я пошёл в храм. Правда, не знал, можно ли туда с оружием заходить. Мы в 90-е с оружием не расставались. И я ничего умнее не придумал, как подойти к бабушке в иконной лавке и попросить подержать пистолет, пока буду молиться. Бабулю как ветром сдуло. Пришлось идти к иконам с пистолетом в кобуре.

Тылькевич не знал, к какой иконе следует подходить с его просьбой, поэтому встал в центре и дерзновенно произнес: «Господи! Если ты есть, значит, я завтра сдам «Теорию государства и права». И пообещал: если завтра всё-таки сдаст, то послезавтра покрестится.

«На следующий день заходим все в аудиторию, а за столом, безвольно опустив голову на руки, лежит преподаватель. Он с трудом поднимает голову и произносит: «Кому пятёрки – сдать зачётки». Отважились трое. Когда сказал «Кому четвёрки – сдать зачётки», тут опомнился и Тылькевич. Нерасторопные получили за экзамен тройки. Экзамена как такового не было. Потом узнали, что преподаватель очень плохо себя почувствовал, долго болел. Александр вышел из учебного заведения и сразу направился в храм, поняв, что это был знак Божий.

Александра и ещё двоих в тот день крестили два священника. Один шёл с левой стороны, другой – с правой. Тылькевич стоял в середине. Когда дошла очередь до миропомазания, священники этих двух по краям помазали, посмотрели друг на друга и ушли. Александр сильно разозлился: почему такая несправедливость? Всех, как полагается, помазали, а его нет. И только через 15 лет он узнал, что уже был крещён в детстве по решению бабушки и дедушки. То есть уже был миропомазан. Откуда это попы знали? «Видать, Господь как-то рулил этим процессом», – смеётся батюшка. В тот день 21-летний младший лейтенант, оперативник транспортной милиции Александр Тылькевич надел крест и больше уже его не снимал. Хотя путь к храму оказался долгим, почти в десять лет. Тогда же он выполнил условие договора с Богом, но о церкви всё же не думал.

Второй раз Господь напомнил о своём существовании, когда Тылькевичи с ног сбивались, чтобы найти деньги на лечение полуторогодовалой дочки Кристины с врождённым пороком сердца. Врачи требовали миллион. Откуда такие деньги у честного милиционера? Заложили квартиру, продали всё, что можно. Помогли друзья. С трудом, но собрали этот миллион. Поехали в Новосибирск, а врач говорит: хотите обычный рубец или такой, который не виден, хирургический? Конечно, такой, который не видно, она же девочка, ответил отец. Тогда с вас ещё миллион, говорят. «А всё уже продано. Осталось только душу заложить, – вспоминает Александр Тылькевич. – А в 90-е за душу никто ничего не давал. Но деньги нашлись каким-то чудом».

Кристине сделали операцию. Врач сказал: я сделал всё, что мог, теперь молитесь. Никаких гарантий, что дочка будет жить, они не давали. «Во мне такая буря гнева поднялась: думаю, дочка сейчас умрёт, и ты мне скажешь, что это потому, что я плохо молился? Малышка с рождения выглядела болезненной, страшненькой – ручки тоненькие, волосики жиденькие, рахитичный животик, постоянно плакала. Но для меня она была самым красивым и самым любимым на свете человечком. До полутора лет я её с рук не снимал. Когда услышал это «молитесь», лейтенант Тылькевич едва удержался от того чтобы этому хирургу башку не свернуть. Но неожиданно для себя подумал: а может, правда помолиться? Никаких молитв он не знал, был в этом полным чайником. В тот день они с женой в первый раз пошли на исповедь.

Когда Кристину выписали, семья вернулась в Чару, где оба работали в отделе транспортной милиции. Много позже  родители узнали, что их девочку отправили домой умирать. Прошёл месяц после операции, а ребёнку лучше не становилось, держалась высокая температура. Однажды в посёлок приехал священник, и коллега, человек набожный, предложил: а давай к нему сходим, девку твою покрестим! Взяли «дежурку», поймали того попа, уговорили прийти домой, объяснив: девочка едва жива, в храм принести не сможем.

«Пришёл поп, разговаривал со мной таким тоном, как будто он полковник. Я такое не люблю, но слушался беспрекословно. Приказал он набрать воды в большую кастрюлю из холодного крана. А там у нас вода ледяная до ломоты. Я обомлел. Говорю: батюшка, девочка месяц как с операционного стола. Она не выдержит, умрёт. А он мне: ну, значит, это будет первый случай в истории христианства, когда человек умер при крещении. И я вдруг поверил ему. Набрал леденющей воды. Самому аж дурно стало. Думаю, меня сейчас, здорового мужика, в такую купель обмакни – разрыв сердца случится. А тут ребёнок с больным сердцем. И вот поп мою малышку в эту воду окунает три раза вместе с головой. На третьем бульке я думал, что сейчас у меня случится инфаркт. Закончив, батюшка передал дочку крёстному. А Кристинка ни к кому на руки не шла, кроме меня. У крёстного дочка час на руках просидела, даже не пикнула. С тех пор я от неё за всю жизнь ни разу никакого скулёжа-хныканья не слышал. Никогда не плакала и не давала понять, что её что-то в этом мире не устраивает. Совсем другим человеком стала. Тогда, после крещения, температура сразу спала, стали отрастать волосы, поправилось здоровье. Девочка умнейшая, с красным аттестатом окончила школу. Сейчас доучивается в мединституте, готовится стать педиатром.

Необъяснимых  историй в жизни лейтенанта милиции было немало. Как-то он попросил батюшку освятить дом. «После выходим с ним на крыльцо, я закуриваю. «Это такая дурь! – говорит батюшка. – Ну ладно, покури ещё три дня, и хватит».  А у нас в отделе все курили страшно. Атмосфера в моём кабинете делилась пополам: сверху дым, внизу личный состав.

«Наутро четвёртого дня я впервые проспал. Никогда не опаздывал на работу. За 15 оставшихся минут добежал до работы, не помня себя. И услышал вой сирены: «Опергруппа, на выезд!». Надеваем бронежилеты, цепляем оружие и полетели. Работы навалилось столько, что только успевай. Второй и третий день были такими же чумовыми – снова проспал и снова планёрку прерывал сигнал тревоги. Три дня пробегали как савраски. И вдруг до меня дошло, что все эти дни я не курил. Думаю, неладно что-то. Что-то непонятное происходит. Но сигарету с тех пор в руки не брал.

С батюшкой мы подружились. Однажды он пришёл ко мне на работу. А у меня на мониторе компьютера шуточная заставка-отсчет – «До дембеля тебе остается 1432 дня». К тому времени я прослужил уже 12 лет. Батюшка ухмыляется и говорит: не дотянешь ты до дембеля. Я не поверил. Я очень любил свою профессию.

В армии Тылькевич служил танкистом. И как-то в разговоре друг Славка произнёс: «Все менты – козлы». На это, неожиданно для себя, Александр отреагировал вопросом: «Славка, а ты козёл?». Нет, говорит. «А я, по-твоему?». Тоже нет, говорит. «Так пошли в милицию. Пускай в этой козлятне будет два некозла». И мы пошли. Там я понял, что в милиции работают отличные мужики. Настоящие. Всегда знал, что у меня спина прикрыта, подлостей не будет. А вообще-то я в милицию пошёл со своей юношеской миссией – искоренить преступность. Верил, что это возможно, надо просто добросовестно выполнять свой долг.

Однажды у Тылькевича состоялся разговор с владыкой Евстафием, епископом Читинским и Забайкальским, который сказал: «Хватит уже. Послужил государству – надо послужить Богу». На что старший лейтенант милиции ответил, что его нельзя ставить священником, так как он человек неуправляемый, может, не разобравшись, и в «дыню» дать. И вообще, ни одного качества для того чтобы быть священником, у него нет. На что владыка ответил просто: «Скажу по секрету – у меня тоже». Тылькевич отправился в Среднюю Азию – просить благословения у дедушки. «Дед, говорю, меня епископ благословил завязывать с милицией и идти служить Богу. Дед выслушал и сказал: «Иди». Если бы не благословил, я бы никогда в священники не пошёл», вспоминает настоятель Петро-Павловского храма в Шилке.

Вернувшись, Тылькевич написал рапорт на увольнение, хотя до капитанских погон оставался месяц. «Я понимал, что все эти события в моей жизни неслучайны, что есть в этом что-то таинственное, Божественный промысел. Раз Бог так решил, надо следовать. Тылькевич поступил на годичные пасторские курсы в Чите. После рукоположения его направили в город Шилку, где отец Александр и служит вот уже 20 лет в храме Святых апостолов Петра и Павла. Но поначалу было совсем непросто. Смирению отец Александр не сразу научился. Приходилось и кулаки в ход пускать по старой привычке. После таких историй Тылькевич крест священника снимал, ехал к архиерею «увольняться», а тот крест возвращал на шею и отправлял обратно в Шилку служить дальше.

«Маленькой ёлочке холодно зимой»

Отец Александр – многодетный отец. Ещё только женившись, он сказал своей жене Светлане, что у них будет 12 детей. Светлана, тоже офицер милиции, эксперт-криминалист, отшутилась: может, восьми будет достаточно? «Но я не сомневался, что будет двенадцать. Я очень люблю детей. Ещё старшеклассником любил возиться с малышней во дворе», – вспоминает батюшка и роняет: «Было бы тринадцать. Но Катя, дочка, умерла, когда ей было восемь лет. От того же порока сердца. Не выдержала операцию».

О приёмных детях Тылькевич не думал. Всё как-то само собой получалось. Тогда, в 90-е, сотрудники транспортной милиция часто снимали с поездов беспризорников. А куда их, сирот, девать, не знали. Не было детских домов, приютов, больницы не брали. Тылькевич всех беглецов забирал домой, пока ситуация не разрешится, пока не найдут родителей или других родственников – дети у него жили месяцами, некоторые по полгода. Вся округа знала, что «вся эта рвань с поездов» живёт в семье старлея Тылькевича.

Однажды матушка Светлана узнала, что в их родной Куанде у соседей сгорел дом, родители погибли, осталось трое детей. Одну очень больную девочку забрали в спецучреждение, вторую увезла тётя, а третью, Людмилу, повезли в Читу в детдом. Решение пришло сразу, Тылькевичи бросились на перехват. За четыре дня оформили опекунство. Сегодня Людмила – правая рука отца Александра в вопросах организации гуманитарной помощи, руководитель Социальной службы и гуманитарного склада при храме, мать двоих детей.

О каждом ребёнке, говорит батюшка, можно написать отдельную книгу. Все истории появления в семье Тылькевичей приёмных детей не похожи одна на другую.

Например, Тёма появился так. Тылькевичи приехали в детдом за малышом. К ним вывели двоих двухлетних мальчиков на выбор – Юру и Тёму. Тёма был страшненький – с косоглазием, свищом на шее. «Мы больше к Юрочке расположились. Стали с ним разговаривать. Тёма всё понял, забился в уголок, прижался к стеночке и тоненько затянул: «Маленькой ёлочке холодно зимой». У меня всё в душе перевернулось». Батюшка опустился перед малышом на колени и сказал: «Тёмочка, иди ко мне». Отец Александр думал, не пойдёт, побоится дядьку в черной рясе, с черной бородой, страшного такого. А малыш вдруг как вцепится в шею батюшки, как клещ! «Я понял: это наш! И мы пошли, взявшись за руки. Сегодня парню 16, он учится в Чите на механика. «Болтун, шалопай ещё, но сердцем добрый», – говорит о нём отец.

Детей Тылькевичи не стали усыновлять. При усыновлении ребёнок лишается льгот. Прокормить такую ораву на скромную зарплату священника невозможно. Отец Александр своим детям говорит откровенно: «У кого желание есть – выучитесь, получите профессию. Мы с матушкой поможем всем, чем сможем. Думайте сами, старайтесь». На сегодня трое уже получили высшее образование, ещё двое – среднетехническое, остальные учатся в школе.

По статистике, всего 10 процентов детдомовских детей адаптируются к социальной среде. Большинство спивается, становится наркоманами, нередки суициды. В семье Тылькевичей приёмные дети не испытывают проблем в социуме.

В вопросах воспитания священник придерживается двух принципов. Первое и самое главное – это любовь. Каким бы строгим иной раз ни был батюшка, каждый из детей знает – его любят. Он живёт в любящей семье. Второй принцип: родителям надо заниматься прежде всего воспитанием самих себя. «Воспитывать кого-то – легче всего. Сложнее воспитывать себя. Я двадцать лет не использую в речи матерных слов. Мои дети понимают: материться – это не просто плохо. Это – говорить так, как не говорит папа. Это вопреки папе, а значит, и в их речи грязных слов быть не должно. Дети это как-то сами понимают, без воспитательных лекций с моей стороны».

«Из-за своей педантичности я часто высказывал недовольство какими-то поступками детей. А потом понял: когда ругаешь, человек начинает оправдываться, врать. Неважно, дети это или взрослые, коллеги по работе. А если промолчишь – то человек потом сам подойдёт, скажет: прости, был неправ. И я перестал  ругать. Вообще всех и за всё. Я не устаю повторять детям, что я всех люблю и они мне все очень дороги. Думаю, им это очень важно слышать. У меня образование юридическое и богословское. Я не педагог. Я просто папа».

Не меньше, чем ощущение, что тебя любят, важен труд. Дети должны трудиться в силу возможностей своего возраста. В Мирсановской казачьей школе (Мирсаново находится неподалеку от Шилки) дети моют полы в классах и коридорах, поддерживают чистоту. В семье есть приусадебный участок, огород, конюшня. Работа находится всем. Старшие летом на покосе или чистят конюшню, моют коней, младшие матушке помогают по хозяйству. Когда ребёнок ничем полезным не занят, значит, шкодничает. Поэтому лучше дать ребёнку массу задач, чтобы у него времени не было, уверен многодетный и многоопытный отец.

Помощь придёт

Забайкальский край – красивая, но многострадальная земля. Чуть ли не каждый год – большие пожары, а летом 2018-го значительную территорию края накрыло наводнением. От пожаров горят целые деревни. Многие семьи лишаются жилья и средств к существованию. Государство, как правило, с помощью пострадавшим не слишком торопится. Заявления властей о том, что пострадавшие не останутся без помощи, начинают звучать сразу после ЧС. А вот до дела зачастую доходит не скоро. Как быть людям, у которых сгорел или пришёл в негодность в результате наводнения дом? Когда пришлось выкинуть всю мебель, технику, почти все вещи, а денег на покупку новых нет?

С 2010 года отец Александр со товарищи участвует в организации тушения пожаров. Четыре года назад, в период очередных массовых пожаров в Забайкалье священник организовал при храме Петра и Павла в Шилке Гуманитарный центр помощи пострадавшим. Помощь и поддержка людям нужна всегда – не только пострадавшим от ЧС, но и бедным, малообеспеченным семьям и одиноким старикам. В центр поступают пожертвования от неравнодушных людей, доверяющих отцу Александру. Кто деньгами поможет, кто одеждой, кто продуктами. Недавно священник объявил сбор на фандрайзинговой площадке nachinanie.ru, люди откликнулись, удалось собрать 200 тысяч, на которые закуплены продукты (сахар, рис, мука), медикаменты, книги. Что именно требуется и кому конкретно, сообщают старосты, которые у Гуманитарного центра есть в каждом селе.

18 февраля автопоезд с этим грузом отправился на севера по льду забайкальских рек. Сотовой связи в тех краях, можно сказать, нет, в интернете не посидишь, поэтому там до сих пор читают книги.

На северах

«На северах живут замечательные люди – открытые сердцем, добрые, совестливые. Уверен, с них начнётся подъём Забайкалья. За ними будущее. Но людям нужна помощь, трудно живут», – говорит священник. Отец Александр считает, что северянам надо отдавать на воспитание детей-сирот. Воспитают нормальными людьми, да и занятость не последнее дело там, где работы нет. Люди в тех краях живут бедно, в большой нужде. Мужикам приходится на несколько месяцев уходить в лес за пушниной. А её сейчас мало – кругом горельники. Ни зверья, ни ягоды. Трудно люди живут».

В деревне Усть-Каренга за пять лет был построен на возвышении храм Всех сибирских святых. Его переливающийся на солнце купол для многих как маяк. Сбиться с пути в тех местах легче лёгкого. А купол за десятки километров видно.

Усть-Каренга – село специфическое, со своей непростой историей. Когда-то на севера бежали, спасаясь от преследования властей. Туда, где никто не достанет. Люди привыкли жить обособленно, своим укладом. Тылькевич был первым попом, посетившим те места.

«Часто приходится слышать, мол, понастроили храмов! Куда столько! Лучше бы на что-то действительно нужное деньги направили, раз уж имеются. Так говорят люди, не потрудившиеся разобраться, вникнуть в ситуацию, – говорит священник. – Расскажу историю. Отслужили литургию в Усть-Каренге, закончили службу. Пришли на неё только женщины. После они говорят: «Батюшка, а вы не могли бы приехать ещё раз через две недели? У нас как раз в это время дети со школьных интернатов на каникулы возвращаются и мужья из леса выходят после долгой охоты. Посёлок людьми наполняется. Единственный минус – мужики выходят «забыченные», суровые и начинают пить-гулять. Хорошо, говорю, приеду. Но скажите своим мужьям, если захотят покреститься, я крещу только трезвых. Ровно к обещанному сроку я не смог приехать в Усть-Каренгу. Получилось только через три недели. Женщины встречают: батюшка, а мужики-то не пьют. Тебя ждут. Первый раз в жизни поселок трезвый. Я был очень изумлён. Люди изменили вековой традиции. Почему? Я думал об этом. Мне кажется, это всё потому, что у человека нет радости в жизни. Когда мужики узнали, что приедет поп и покрестит, у них перспектива бытия поменялась. Человеку недостаточно обычного бытия, пусть даже устроенного привычного быта. Ему нужно что-то большее. И православие это человеку даёт. Человеку обязательно нужно попросить у кого-то прощения, исповедаться. В этом и объяснение парадоксу, когда на исповедь приходит больше людей, чем даже на причастие.

Когда мы приезжаем в очередной раз в это село, на причастие приходят не меньше 25 человек. А в Усть-Каренге всего-то 157 человек живёт. Представьте, что одна восьмая часть Москвы или любого другого города придёт завтра на причастие?! Я подсчитывал, в Шилке на причастие приходит каждый сотый, а в Чите уже только каждый тысячный.

В декабре прошлого года в Сретенске произошла трагедия – перевернулся автобус, 19 человек погибло. Власти много чего обещали семьям пострадавших, но обещания властей нередко расходятся с делами во времени. А помощь нужна немедленно. В первую очередь, на похороны. Выкапывать могилы в промёрзшей земле – дорого. А ещё надо возить родственников в Читу на опознание. А если брак не был зарегистрирован – никакой помощи вообще ждать не стоит. Кто-нибудь выделил на всё это деньги или транспорт? Мы запустили сбор средств. Погибших по-человечески похоронили. Детям собрали новогодние подарки – они же дети, хоть и горе в семье.

Властям, кажется, выгоднее не замечать, как живут люди на северах. Да и не только там. Когда в Шилке было мощное наводнение, власти приняли решение на час продлить продажу алкоголя. Дескать, пусть пьют, меньше к нам вопросов будет.

Приходится рассчитывать на себя. Мне нравится, что происходит в Якутии. Там 150 сёл на сходе приняли решение отказаться от спиртного. Совсем. Поняли, что иначе не выживут. Восхищаюсь якутами», – говорит настоятель Петро-Павловского храма, многодетный отец и организатор гуманитарной помощи нуждающимся протоиерей Александр Тылькевич.

Может, и в Забайкалье люди за ум возьмутся со временем, верит он. Людей только не надо бросать в их желании жить достойно, по-человечески. Им и так нелегко. Люди на то и люди, чтобы в трудной ситуации помогать друг другу.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *