Фото: Личный архив Анны Финсераасен (предоставлено Царьграду)
Анне Финсераасен с её девочками (восьми и девяти лет) дал приют один из монастырей. Но в конце апреля у неё заканчивается срок временной регистрации, и тогда не исключён вариант с экстрадицией в Эстонию, гражданкой которой она является, а затем и выдача в "страну троллей".
Автор:
Степанов Александр
35-летняя Анна Финсераасен уже почти два с половиной месяца живёт в России — легально, с временной регистрацией на руках, но всё равно фактически подпольно. Вместе с двумя маленькими дочками, 9-летней Аделиной и 8-летней Лойсе, она прячется от бывшего мужа, гражданина Норвегии, и правоохранительных органов Эстонии в одном из монастырей на северо-западе России.
В Эстонии, гражданкой которой она является, помощи и защиты ей не дали.
Причина бегства — решение эстонского суда, постановившего отдать девочек экс-супругу, которого эстонская прокуратура обвинила в изнасиловании собственных дочерей, но суд оправдал за отсутствием неопровержимых доказательств (а не из-за отсутствия события преступления с его стороны). Несмотря на свидетельства самих девочек и заключения экспертов, суд счёл, что явного подтверждения противоестественным пристрастиям Йостейна Финсераасена, чей отец, кстати, имеет за плечами реальный срок как раз за сексуальные безобразия с 13-летними детьми, не нашлось.
Терпела издевательства и побои ради детей
Вообще-то Анна — русская. И православная, как и её дети, ходившие в Таллине в русскую школу.
Но родилась она в Эстонии, ещё при Советском Союзе, а когда большая страна распалась, её родители остались там жить.
Выучившись на медсестру, девушка отправилась работать в соседнюю Норвегию — по профессии, в дом престарелых. Там-то она и познакомилась с Йостейном, который трудился в этом же учреждении санитаром.
Всё было какой-то северной сказкой: ему 32, он внушал доверие, показался мне интересным, открытым мужчиной. У нас завязался роман, мы поженились, родилась Аделина, потом, через полтора года, Лойсе,
— вспоминает женщина. Но вскоре после рождения первой дочери прозвучал первый неприятный звоночек.
«Он стал её, новорождённую кроху, как-то очень уж страстно в губы целовать, я тогда возмутилась, сказав, что это ненормально (он ещё спорил, мол, ничего такого в этом нет). Я потребовала больше так не делать, и он вроде как перестал, — продолжает Анна. — И всё опять встало на свои места».
А когда появилась на свет младшая, он сам вызвался купать старшенькую, она ещё обрадовалась: хлопот-то много с маленькой, подумала, что даже такая помощь — уже хорошо.
Только как-то заглянула в ванную и просто замерла в шоке: оба голые, не купаются, а стоят, и она его дёргает за возбуждённое мужское достоинство. Вроде как играют, оба смеются. После этого я сказала: «Всё, ребёнка с этих пор купаю только я». Был жуткий скандал, он кричал, что это нормально, я возражала, мы ругались,
— говорит она.
С тех пор семейная жизнь супругов Финсераасен пошла под откос: Йостейн начал регулярно бить Анну (он поднимал руку на жену и раньше, ещё когда она ходила беременной второй дочкой, но та всё терпела), гнобить её морально. И постоянные ссоры привели через некоторое время уже к окончательному разрыву.
Мыться вместе с голым отцом девочкам не возбраняется
Как-то к ним пришла Норвежская служба защиты детей, причём вместе с полицейским, который, как оказалось, в своё время участвовал в задержании отца Йостейна — тот был судим за педофилию!
Служба, однако, сказала: да, мы берём вас на учёт, но живите по возможности мирно. А то, что папа с девочками голышом моется, — ничего страшного, здесь так принято, в чудесной «стране троллей».
«Но ведь я же ясно им сказала, что они-то как раз не мылись! Меня «не услышали». И вот тогда мне стало совершенно понятно: в Норвегии мне никто не поможет, и я не хочу, чтобы мои дочки воспитывались в таких условиях. Я связалась с послом Эстонии, и мне подсказали, как сделать детям эстонские паспорта, и пока муж был на работе, мы уехали с детьми в Таллин».
Йостейн тут же обратился в полицию, Анну объявили в розыск.
В 2013-м, однако, когда был суд, определявший место жительства детей (Йостейн хотел добиться полной опеки над детьми), ситуацию удалось разрулить: Анна пригласила в суд несколько свидетелей — и эстонского посла, и акушерку, которая видела синяки на её теле во время второй беременности, и других людей, которые подтвердили бы нездоровую обстановку в семье Финсераасен.
В общем, всё завершилось компромиссом, в соответствии с которым дети должны были ездить к нему в Норвегию — на неделю. Если бы Анна в надежде, что отец не посмеет ничего плохого сделать (из опасений, что дочери всё расскажут маме), не согласилась на это, детей бы просто отдали их отцу, и она их больше бы никогда не увидела.
Йостейн с дочками. Фото: Личный архив Анны Финсераасен (предоставлено Царьграду)
Причём отдельно было прописано, что дедушке-педофилу ни в коем случае нельзя оставаться наедине с внучками без присутствия «третьих лиц»: иначе говоря, если этот похотливый дядя приходит повидаться с сыном (им, надо полагать, всегда найдётся о чём поговорить), то оставлять его с девочками наедине категорически запрещено.
Странные игры
А девочки тем временем, приезжая домой к маме, делились с ней впечатлениями о визите к отцу: как они с папой голенькими купаются в ванной, а потом вместе в таком же виде с ним спят.
Она возмутилась: ну мерзость же какая-то получается, особенно если учесть прошлое дедули (а он, к слову, периодически посещал внучек) и подозрительный эпизод в ванной. Она спросила, что это такое. Йостейн пообещал, что такого больше не случится.
«После того разговора Аделина и Лойсе и впрямь перестали рассказывать о таких «странных играх», — продолжает Анна. — А когда я пыталась расспросить их, они замыкались. Девочки приезжали с раздражёнными половыми органами, с энурезом. Но я не могла даже представить себе, чтобы родной отец… вы понимаете… Думала, что это из-за стресса, отсутствия нормальных условий для мытья, аллергии и так далее. Тем более что через полторы-две недели по возвращении домой это обычно проходило».
Так продолжалось до мая 2016-го. И когда в очередной раз он привёз дочерей (Йостейн доставлял их на квартиру к её родителям), младшая, прощаясь, подбежала к нему и начала целовать его в пах! Он, конечно, понял, что Анна заметила это, и, не говоря больше ни слова, пулей выскочил из квартиры.
Анна, разумеется, осторожно спросила у дочери, а часто ли они таким вот образом с папой играют? И услышала в ответ «да».
А вечером она повела их мыться и была в ужасе от того, что увидела. Не будем мучить читателя физиологическими подробностями, но с крохами явно что-то делали: они жаловались на неприятные ощущения и зуд.
И она попросила подругу-психолога поговорить с Аделиной и Лойсе, поскольку делиться подробностями с ней девочки не хотели — то ли стеснялись, то ли им были тягостны конкретно эти воспоминания.
«По-моему, что-то было нехорошее», — сделала вывод психолог.
И Анна повела детей к дежурному гинекологу. Но едва она поделилась с врачом своими подозрениями, та сразу же пресекла дальнейшую беседу: надо идти в полицию, сказала она.
Правоохранители направили на экспертизу, и худшие подозрения подтвердились. У старшей девочки обнаружили повреждения — два рубца на девственной плеве.
«(Повреждения) могли быть нанесены путём насильственного проникновения, однако нельзя полностью исключать анатомические особенности девственной плевы», — было сказано в заключении экспертов.
Фото: Личный архив Анны Финсераасен (предоставлено Царьграду)
Забегая вперёд, скажем: вот эта оговорка про «могли быть» и «особенности» впоследствии сыграет решающую роль для справедливого европейского правосудия. Однако это случится позже.
Детский рисунок: «Приходят волки и кусают девочку до смерти»
На тот момент сомнений в том, что всё обстоит как раз таким вот, чудовищным, образом, не возникало — это подтверждают и выводы других специалистов.
Вот, например, выдержки из сообщения Службы защиты детей суду:
«По словам детей, для них самый запоминающийся момент, связанный с папой, — это когда он голым вместе с ними моется в ванне. Выяснилось также, что папа разрешает касаться своего полового органа. После беседы с детьми у специалиста службы защиты детей осталось впечатление, что дети очень закрыты и боятся рассказывать о произошедшем».
А вот какие заключения магистр прикладной психологии и медицинских наук, назначенный государством, сделала в своём анализе поведения Аделины и Лойсе по просьбе Службы защиты детей отдела социального обеспечения Ласнамяэской районной управы:
«Лойсе уже на первых сеансах продемонстрировала вызывающее беспокойство самовыражение, игры и рисунки, которые обычно у детей не наблюдаются, — отмечает Хелен Тартес-Бабкина по результатам обследования младшей девочки. — Например, она нарисовала девочку, в которой изобразила себя стоящей на двух чёрных цветках. Вдобавок описала, что в лесу есть волки, которые приходят и кусают девочку до тех пор, пока она не умрёт, и т. д. Лойсе описывала и рисовала, что отец сделал ей очень много плохого. Говорила много раз, что она не хочет дарить отцу ни одного своего рисунка и встречаться с ним тоже. Когда Лойсе говорила об отце, у неё было очень испуганное лицо, голова и плечи тряслись. Как терапевт посредством проекции я могла почувствовать страх и неприязнь к отцу, что вызвало у меня ощущение, что он не был для Лойсе безопасным человеком».
По поводу старшей девочки ситуация оказалась ещё хуже:
На ненадлежащее обращение указывали эмоциональные художественные работы Аделины, в которые она вложила боль, причинённую ей отцом. Например, она закрасила белую бумагу плохим, по её словам, цветом (красным), сложив затем эту бумагу и обклеив её вокруг ещё несколькими слоями бумаги, чтобы плохое не могло выйти наружу. Она неоднократно повторяла, что не хочет ни в коем случае встречаться с отцом, при этом её лицо было оцепеневшим и испуганным. Посредством терапевтической проекции я могла почувствовать, что отец причинил Аделине очень сильную боль, в том числе таким способом, что это вызывало у неё чувство стыда, унижение и оцепенение.
И, что крайне важно, есть указания именно на сексуальные «игры» отца, в которые он вовлёк дочек:
«Большим сигналом опасности я считаю сходные с мужским половым органом символы, проходящие через работы обеих девочек. В большинстве случаев использование этих символов встречается в рисунках детей, переживших ненадлежащее сексуальное обращение, — подчёркивает эксперт. — У меня 15-летний опыт работы с детьми, и я не считаю, что если дети систематически изображали в своих рисунках символы мужского полового органа, то это случайно. По моей оценке, можно доверять детям в их сильных негативных эмоциях и неприязни, связанных с отцом. Ребёнка нельзя заставить рисовать негативные чувства к кому-либо или переживать их через художественный процесс. Эти действия всегда интегрированы в собственный опыт, чувства и физические реакции ребёнка, которые являются искренними».
Доказательства были, но их просто проигнорировали
Йостейна, в отношении которого эстонская полиция возбудила уголовное дело, арестовали — в тот момент, когда он в очередной раз приехал, чтобы навестить дочек.
Но то была только видимость победы здравого смысла и закона.
Младшая девочка, которую признали изначально потерпевшей по делу о педофилии, буквально сразу начала рассказывать следствию подробности «игр» с папой.
Старшая же, которая, по идее, пострадала ещё сильнее, замкнулась и не хотела идти на контакт. Тогда Анне следователь предложила попытаться разговорить её в обычных, домашних условиях, записывая диалоги на видео.
В полиции Эстонии не поверили доводам матери и дочерей. Фото: Marina Lesnitskaya / Shutterstock.com
И через некоторое время Аделина заговорила. И это был настоящий ужас.
«Есть, допустим, отрывок, на который я, шокированная рассказом в принципе, не обратила внимания, — вспоминает Анна. — Дочка упомянула вскользь, что однажды у папы из (понятно откуда) побежала «водичка». Это следователь, когда просматривала видео нашей беседы, заметила».
В доме Йостейна норвежская полиция провела обыск с участием собаки, специально натасканной на выявление запахов крови и спермы. Пёс указал на левую сторону кровати, в которой обычно спала Лойсе. Там же, за откидной панелью посредине кроватки, были обнаружены коробка из-под презервативов и три пустых упаковки для них.
И что делают тамошние копы? Берут на экспертизу простынку с кроватки, на которой, само собой, спустя почти полгода после возбуждения уголовного дела никаких подтверждений реакции бдительной сыскной собаки не нашлось. А вот съёмный матрас почему-то на экспертизу не взяли.
Зато результаты этих заключений отправили эстонскому следствию, а затем, соответственно, они попали и в суд, на котором стали происходить чудеса.
Но суд как будто не хотел слышать ни свидетелей, говоривших в мою пользу, ни экспертов, — рассказывает Анна. — Из гинекологической экспертизы судья сосредоточилась на той части, в которой говорилось об «анатомических особенностях». То есть на том, что допускалось, что называется, для очистки совести как нечто крайне маловероятное, но чего теоретически нельзя полностью исключить, а основная версия была отброшена за ненадобностью. Даже прокуратуру и органы опеки, выступавшие на моей стороне, игнорировали.
Более того, сам факт допросов девочек, который проводился следователем, тоже был поставлен под сомнение:
«По мнению суда, то, что следователь допрашивал детей четыре раза, является экстраординарным, кроме этого, мать неоднократно разговаривала с ними на вышеозначенную тему, — посчитал суд. — Повторный допрос детей оказывает на них пагубное влияние. Следует признать, что во время первых допросов дети были более жизнерадостными, на каждом последующем видеодопросе показания становятся более подробными, хотя обычно показания со временем предоставляются менее охотно».
Но самым большим аргументом в пользу подозреваемого стало то, что на его стороне выступила бывшая тёща — мать Анны.
«Для неё мой выход замуж за Йостейна был чуть ли не шагом в светлое будущее: как же — европеец, из обеспеченной семьи, сытая Норвегия и всё такое. Поэтому ещё когда мы жили с ним, и он меня бил, а я ей жаловалась, она отвечала неизменно: ничего страшного, стерпится-слюбится. А уж после развода наши с ней отношения вообще испортились, она считала, что я лишила девочек нормального будущего», — объясняет женщина.
«Разрушать союз любви — матери и дочерей — безбожно»
Итог — Йостейн Финсераасен был оправдан. Суд допустил, что мать настроила детей против отца, заставила их оговорить его.
Мало того, он добился ещё и выплаты компенсации от властей Эстонии — 60 тысяч евро (на услуги адвокату и за лишение свободы на время следствия). Вторая инстанция утвердила приговор, а обжаловать приговор в высшей инстанции Анне воспрепятствовали.
Йостейну снова разрешили видеться с дочками, и всё психологическое восстановление, давшееся таким невероятным трудом, фактически пошло насмарку.
«Было поставлено условие, что я не имею права присутствовать при этом общении, а должна уходить в другое помещение, — вспоминает женщина. — Уже на первой встрече обе дочери, завидев его, вцепились в меня как клещами, не хотели к нему идти, сотрудники соцслужбы настояли тогда, чтобы я, вопреки решению суда, присутствовала. Естественно, меня обвинили в этом нарушении. Во второй раз я их отодрала от себя, и они тогда забились в противоположный от отца угол и звали, плакали, пока я находилась в соседнем помещении. Соцработники спустя минут пятнадцать прекратили встречу. Аделина после этого расцарапала себе лицо, отказывалась кушать два дня».
Доводы психологов вновь не воспринимались.
«Аделина и Лойсе проживают со своей мамой (Анна неплохо зарабатывала, смогла купить и жильё, и автомобиль, хоть и в кредит. — Прим. ред.) в трёхкомнатной квартире с удобствами, где созданы все необходимые условия для их благополучия и развития. У детей с мамой крепкая эмоциональная связь, — пишет в своём заключении старший специалист эстонской службы защиты детей Инга Шорикова. — Разлучение с мамой может причинить детям большие страдания и переживания, а также нанести им психическую травму. И, наоборот, между детьми и отцом отсутствуют близкие, доверительные отношения, девочки не хотят встречаться и общаться с отцом, а также существует языковой барьер, из-за чего отделение детей от матери, в том числе с разрешением применения для этого силы, не является, учитывая обстоятельства, обоснованным и отвечающим интересам детей».
Суд встал на сторону отца детей, проигнорировав тот факт, что их дед, имеющий срок за педофилию, контактировал с девочками. Фото: Личный архив Анны Финсераасен (предоставлено Царьграду)
Далее по гражданскому делу девочкам предопределили жить с отцом.
«Понимаете, что происходит?! — возмущается протоиерей Игорь Прекуп, настоятель одного из эстонских православных приходов, к которому отчаявшаяся Анна обратилась за помощью. — Они же просто отдают детей в лапы чудовищ, там ведь есть ещё и этот дед-педофил, который, как выяснилось, тоже принимал участие в «играх» с девочками».
Отец Игорь уже не в первый раз помогает спасать детей от отцов с «пристрастиями», но это дело — вообще особенное, по его словам.
Не помогло даже вмешательство митрополита Таллинского и всея Эстонии Евгения, который по запросу адвоката, защищавшей Анну, написал два письма для суда:
Соответствует ли принудительное переселение Аделины и Лойсе к отцу церковным законам? Безусловно, нет, — подчёркивал глава Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата. — Отца они воспринимают как источник опасности, мать — как защитницу. От него бегут, к ней тянутся. Страх — это мучение. Зачем же мучить детей, лишая их матери и отдавая отцу? Что она такого ужасного сделала, какую опасность представляет для своих детей, чтобы подобная мера была оправдана не только с точки зрения государственных, но и церковных законов? Основа церковных законов — любовь. Разрушать союз любви, в данном случае матери с дочерьми, — безбожно. Принуждать к любви (в данном случае насильственно переселяя к отцу) — бессмысленно и противоестественно, это может лишь искалечить душевно.
Кому интересна судьба двух маленьких девочек? Лишь бы Норвегия не обиделась на Эстонию!
Но о какой справедливости может идти речь, если здесь, по оценкам экспертов, ключевыми являются политические интересы: маленькая Эстония и большая Норвегия, от которой прибалтийская республика во многом зависит?
Кому интересна судьба двух маленьких девочек, если это может привести к громкому скандалу между соседними странами? Поэтому удивляться не стоит.
Не помогло даже вмешательство митрополита Таллинского и всея Эстонии Евгения, который по запросу адвоката, защищавшей Анну, написал два письма для суда. Фото: Митрополит Таллинский и всея Эстонии Евгений / facebook.com
В декабре прошлого года кассационный суд отказался принять жалобу Анны на лишение её практически всех прав на собственных детей. И Йостейн намеревался забрать их сразу к себе, в Норвегию. Только благодаря Службе защиты детей, упросившей отца дать детям встретить с матерью Новый год, удалось несколько отсрочить этот отъезд.
«Но его адвокат решила сделать хитрый ход — чтобы не отец их один увозил, а чтобы ещё и Анна сама сопровождала девочек к нему. Причина проста: наедине с отцом, оторванные от матери, они бы точно начали плакать и даже орать в аэропорту Осло, и тут даже циничный Барневарн — самая жёсткая в мире ювенальная служба — не могла бы не обратить на это внимания. Их, скорее всего, там же забрали бы у него, чтобы всё выяснить, а там поди узнай, не выползет ли что наружу и не возбудят ли новое дело уже в Норвегии! Поэтому и придумали вариант с сопровождением матери», — объясняет протоиерей Игорь Прекуп.
Дожидаться, пока дочерей заберут (5 января уже нынешнего года Йостейн должен был приехать за ними), Анна не стала. Она сбежала. Окольными путями — в Россию.
Сейчас она живёт при монастыре — фактически на подпольном положении, но девочки получают образование, у них есть увлечения, только нет возможности заниматься любимым спортом, фигурным катанием.
А вот что будет дальше — большой вопрос.
Как только у Анны закончится срок временной регистрации, если ей не предоставят временного убежища, встанет вопрос о том, чтобы её выслать обратно в Эстонию, и развитие дальнейших событий предсказать уже несложно.
«Она — этническая русская, а значит, виновата! Ату её, ату!»
«Совершенно очевидно, что в эстонском правосудии было нарушено право Анны на справедливую защиту: судьи занимались чисто формальным ведением дела, судом не сделаны необходимые экспертизы, не вызваны свидетели», — комментирует Царьграду ситуацию директор Информационно-правозащитного центра по правам человека в Вене Гарри Мурей, который подключился к этой истории.
Фото: Личный архив Анны Финсераасен (предоставлено Царьграду)
Фактически, считает Мурей, процесс носил дискриминационный характер: суд встал на сторону отца детей, проигнорировав тот факт, что их дед, имеющий срок за педофилию, контактировал с девочками.
«Как так? А в местной прессе нарочито подчёркивалось, что Анна — этническая русская, то есть как бы сразу её определяли в разряд неполноценного национального меньшинства, несмотря на то, что она гражданка этой страны, — удивляется он. — Увы, мы слишком поздно включились в это дело, лишь в декабре прошлого года. Поэтому сейчас мы можем только пытаться всё исправить».
Его организация сделает обращение в Европейский суд по правам человека и одновременно попытается вернуть дело на новое рассмотрение в Эстонии, чтобы добиться честного процесса, с проведением комплексной психолого-психиатрической и медицинской экспертиз, которые помогут расставить точки над i.
Кроме того, защищать Анну Финсераасен взялся один крупный норвежский правозащитник Мариус Рейкерас, специализирующийся как раз на защите детей: он обратился в Минюсты Эстонии и Норвегии, а также в Европарламент с заявлением, что такое решение не в интересах детей.
Но судьба Анны в России, ещё раз оговоримся, под вопросом: ей могут отказать в убежище в нашей стране (есть люди, которые добиваются этого), а данный вопрос находится в компетенции ФМС, принимающей время от времени, следует признать, не самые логичные решения.
Царьград продолжит следить за этой историей.