Фото: Александр Авилов / АГН "Москва"
"Левада-центр" провёл социологический опрос "Государственный патернализм", выявивший консервативные предпочтения большинства граждан России. Настоящая полновесная власть не может быть юридически ограниченной и фактически бессильной.
Автор:
Смолин Михаил
«Левада-центр» – организация либеральная и выполняющая функции иностранного агента. Социологический опрос, посвящённый выяснению мировоззренческого отношения граждан России к функции власти и роли государства в их жизни, дал интересные результаты.
На вопрос «Бывают ли, по Вашему мнению, такие ситуации в жизни страны, когда народу нужен сильный и властный руководитель, «сильная рука»?» 75% респондентов ответили, что такая власть нужна. 49% граждан сказали, что России она нужна постоянно, и ещё 26% – лишь в ситуации, когда надо сосредоточить всю власть в одних руках.
Почти столько же (71%) на вопрос: «Как Вы думаете, как должны складываться отношения между государством и его гражданами?» ответили, что государство должно быть патерналистским.
Сильная власть, властный руководитель, отеческое отношение к народу – всё это стилистически укладывается в образы имперского государства и единоличной власти.
Такое единомыслие или, точнее, психологическое народное единство в отношении некоего идеального образа власти и государства – хороший повод поговорить об империи как государстве и об имперской власти как государственной власти.
Имперская сила и властная мощь
Любая имперская государственная власть стремится к полновластию. Власть, не способная осуществить то, что считает правильным, не может быть названа настоящей эффективной властью. Полнота власти есть синоним её неограниченности.
Никакая демократическая власть, внутренне расколотая партийными элитными страстями и внешне ограниченная бумажными законами, не способна к полновластному мощному действию. Полновесный, последовательно реализованный результат – это не про демократию. Ограниченная власть, как и недостаточная сила, способна лишь к ограниченным и недостаточным результатам, которые раздражают граждан. Власти могут простить чрезмерность, но никак не её слабость и недостаточность.
Власть и подчинение власти – это не столько юридически формируемое соотношение сторон, сколько вопрос национального психологического представления о том, какой должна быть власть, и о том, каково должно быть подчинение этой власти. Единого, универсального подхода к этому не существует. Наполнение власти и взаимоотношения власти и общества есть мировоззренческая составляющая. И она формируется на основе исторического опыта сообщества, в котором действует власть. Опираясь на философию своего принципа властвования и нравственного взгляда народа на роль власти в обществе.
Настоящая власть в империи в русской традиции не может быть только юридическим установлением. Она должна быть главной, величайшей фактической силой в государстве. В имперской власти юридическое верховенство сочетается с фактическим суверенитетом. Создавая ту независимую господствующую силу, которую в русской традиции называли «самодержавием».
Пора перестать стесняться своих национальных представлений о власти и государстве. Русские таланты в этих областях по-настоящему великие и исторически подтверждены имперской практикой.
Верховной властью может считаться и реально быть только та власть, которая не имеет в государстве иной силы, превосходящей её. И только тогда, будучи верховной, главной, она и становится неограниченной, имеющей нужду только во внутреннем самоограничении.
Понятие верховенства говорит об надправности имперской власти, о не подвластности бумажному закону, который сам исходит от этой верховной власти. Неограниченность же означает отсутствие у неё реальных властных соперников, от которых она могла бы зависеть, быть ниже их и подпадать под их право.
Собственно, в теории при демократии дело должно было бы обстоять точно так же. Власть народа, воля всех граждан страны должна составлять неограниченную никакими другими силами верховную власть в республиках. Но в реальности в республиках властвуют денежные мешки (банкиры), чиновные бюрократы и партийные политиканы. Республика – это всегда в большей или меньшей степени антинародная узурпация. Демократия не является синонимом народной власти.
Самодержавная империя – не аморальная деспотия?
Неограниченность власти не нужно путать с деспотией. В деспотии отсутствуют нравственные идеалы. А главными побудительными мотивами являются личные устремления правителя, которые никаким образом не сообразуются ни с религиозными идеалами, ни с национальными традициями. В деспотиях всё подчинено единственной цели – услаждению желаний деспота за счёт эксплуатируемых народных средств. Нет никаких высоких целей. Нет никакого служения.
В самодержавной монархии верховная власть самоограничена религиозными целями и национальными интересами. Выше этой власти нет в государстве, и потому только она сама может ограничивать свою волю. Самоопределяться, самограничивая свою власть в том, что является для неё святым, важным.
Законы писаные имеют для такой верховной власти либо нравственное, либо целесообразное значение. Законы либо инструмент управления, либо часть идеократическая, мировоззренческая.
Предикат «неограниченная» в отношении власти, в русской традиции есть синоним «самоограничения» власти.
Законы и Высочайшие указы
Деятельность Российской Империи регламентировалась двумя правовыми формами: законами и Высочайшими указами. Законы имели свою процедуру принятия и действовали именем Государя. Высочайшие же указы выражали непосредственно волю Императора.
Обычные законы и Высочайшие указы отображали лишь разновидности законодательной власти Российской Империи, по-разному осуществлявшиеся верховной властью. Это были разные пути законотворчества, у которых единым источником всегда оставалась Власть Всероссийских Государей. Главнейшие правообразующие проявления законодательной власти: учредительная функция и чрезвычайное право никогда не предоставлялись ни Госдуме, ни Госсовету, что никогда не давало им прав законодательного верховенства. Они лишь участвовали в законодательной деятельности Императорской власти, определяя содержание законов. Государь мог с ними соглашаться или нет. Так же, как с министрами или с правительствующим Сенатом. Госдума и Госсовет были лишь помощниками, как показала история, часто плохими, но никак не носителями ни законодательной, ни тем более верховной власти. Само народное представительство было основано на дарованных Императором правах участия в законодательстве, которые Госдума потом попыталась узурпировать в ходе революции вместе с остальными функциями власти. И не справилась с этой тяжёлой государственной ношей.
В Российской Империи были установлены лишь разные формы, в которых Императорская власть проявляла свою законотворческую функцию. В Высочайших указах она действовала непосредственно. В подготовке же законов – в содействии с народным представительством.
Поэтому, собственно, под так называемым периодом «думской монархии» нельзя подразумевать монархию ограниченную или конституционную. Власть Императора оставалась, как встарь, самодержавной и неограниченной.
Государственный патернализм как национальное единство Царя и народа
Когда говорят об империи, нам постоянно пытаются навязать мысль, что юридически неограниченная власть – это обязательно произвол. Это не так. Юридически неограниченная власть никак не синоним безграничной власти. И законы природы, и международная обстановка кладут известные пределы для любой имперской власти. Определённые пределы накладывает на имперскую власть и религиозная, и национальная идеократическая составляющая самого монархического принципа. Такое самоограничение благо для имперской власти.
Проблема современной республики не в последнюю очередь и состоит в том, что настоящее право РФ никак не связано ни с религиозно-нравственными идеалами, ни с национальными установками русской нации. Оно носит синкретический, заимствованный и вненациональный характер.
Надо понимать, что право не является главным двигателем жизни в государстве. Право очень часто значительно уже и менее состоятельно, чем народное представление о правде, о справедливости. Право, как мы видим, может восприниматься как нечто совершенно инородное, внешнее, если оно не имеет глубоких корней в психологии и веровании народа.
Если право и нравственность, как у нас в республике, разъединены, то и сама законность не имеет должного влияния на народ. При правильной ситуации именно национальная психология и народные представления о правде должны находить своё отражение в законах.
В Российской Империи национальная династия, установление реального общения Царя и народа и освящение Православной Церковью Царской власти создавали национальное единение власти и народа. Правда жизни имела значительно большее место в русской национальной психологии, чем формальное правосознание. Как только отношение к правде изменилось, как только пошатнулось религиозное мировоззрение народа, так не осталось места и для исполнения закона. Пришла революция и смела саму русскую жизнь, во всём её цветущем разнообразии и национальной самобытности.
До этого нравственного падения именно наследственная власть Государей была более тесно связана с народом, с его жизнью из поколения в поколение, чем любые новомодные демократические учения. Республиканский опыт стоил русским очень дорого. Понадобился целый век кровавых и смутных экспериментов, чтобы ощутить инородность западных вариантов демократии. Но национальную психологию изменить невозможно. Каждая нация рождается, живёт и умирает вместе с тем однажды выработанным взглядом на мир, на власть, на государство, с которым она проходит свой исторический земной путь.
За прирождённый народный «царизм», за патерналистский взгляд на государство нас будут бесконечно склонять, пока мы не поймём, что такая критика носит чисто русофобский характер. В нас критикуется то, что мы не только не должны, но и не можем исправить. Нельзя поменять национальную психологическую сущность, можно только поломать её. Она сформирована историей, нашей национальной жизнью, возвращающейся на круги своя после каждой смуты.
Единоверие монарха и народа как взаимосвязь
В нашей истории русские монархи наследовали государственную власть не по своей прихоти, а по факту своего рождения, восходя к власти в качестве наследников властного царского служения, как послушные потомки своих властвовавших родителей.
По сути, единственным ограничением при вступлении наследника на престол было его обязательное православное вероисповедание. «Император, престолом всероссийским обладающий, не может исповедовать никакой иной веры, кроме православной» (Ст. 63. Основных Законов). Во время коронования он должен подтвердить это произнесением «в слух верных Его подданных символ православно-кафолической веры» (Ст. 185. Основных Законов).
Монархия вообще невозможна без религиозных подданных. Причём монарх и государствообразующий народ должны быть единорелигиозны, единоверны. Величайшая государственная ценность – национальная династия, в которой целое владеет своими отдельными членами, а прошлое господствует над настоящим.
Царь и народ связывали себя взаимными клятвами великого сослужения друг другу в национальной истории. При священном короновании Царь коленопреклоненно, перед Богом, клятвенно обещал: «Буди сердце мое в руку Твою, еже все устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово» (Сперанский. Руководство… С. 79).
Подобную же клятву приносит и наследник престола при своём совершеннолетии. Цесаревич просит: «Господи, Боже Отцов и Царю Царствующих! Настави, вразуми и управи мя в великом служении, мне предназначенном… Буди сердце мое в руку Твоею».
Верноподданническая присяга граждан империи – такое же религиозное обещание сослужить своему Государю в его великом государственном служении. Каждый клялся, что будет «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови»; в своей службе помогать («споспешествовать») власти, «всякую вверенную тайность крепко хранить«; «для своей корысти, свойства, дружбы и вражды, противно должности своей и присяге, не поступать».
Вот оно, действенное монархическое участие во власти, нравственное причастие к власти Государей, соучастие в общем с монархами великом служении своему государству. Абсолютно правильно это почувствовал ещё великий публицист Михаил Катков (1818–1887), когда говорил, что эта присяга и есть наша конституция, в котором мы имеем «больше, чем политические права, мы имеем политические обязанности«.
Русское самодержавие никогда не было вещью в себе и для себя. Оно всегда было властным орудием, развивавшим русскую государственность, добивавшимся его успехов. Самодержавие было профессиональным институтом развития Отечества, его обороны и территориальной экспансии.
Русское государство было всегда православным. Православие было господствующим исповеданием в стране. И суть этого религиозно-ориентированного государства блестяще описал святитель Филарет (Дроздов): «Благо народу и государству, в котором всеобщим светлым средоточием стоит Царь, свободно ограничивающий свое самодержавие волей Отца небесного!«.
Ответственность перед Богом «к пользе врученных мне людей и к славе Твоей» – миссия глубоко народная, не сравнимая с клятвами на бумажных конституциях республиканских избранников. Любой демократический правитель после окончания своего срока получает неприкосновенность. Но как спрятаться Монарху от Бога, если он не выполнил порученного Небом ему земного служения? Совершенно разная степень ответственности. А потому и совершенно разная ревность в этом служении.
Почитайте знаменитое «Поучение» Великого князя Владимира Мономаха. Этот благоверный монарх, проживший 75 лет, вспоминает о 83 походах против врагов, в которых ему пришлось участвовать. Полжизни он провёл в седле, защищая Родину.
А можно ли представить себе Ленина, Горбачёва или Ельцина кладущими свою душу за народ, как это делали русские князья, ездившие почти на верную смерть в Орду. Десятки из них были там зверски замучены, а не получали деньги, гранты и пустую похвалу.
Государи испокон веков были средоточием Руси, вокруг которых сплачивался и рос великий русский народ. Нравственное обаяние, быстрота решений и соединение народных сил – вот то преимущество монархии, которое позволило России, преодолев все вражеские препятствия, выйти на мировой простор и стать главнейшим историческим субъектом.
Самодержец как орган правды и национального единства
Невозможно себе представить, чтобы русское стремление к правде сформировалось на пустом месте. Нет, русское государство время от времени приближалось к осуществлению в своей жизни этого нравственного идеала. Русское государство было религиозным государством, пытавшимся осуществлять в своей жизни христианские идеалы общежития. Эти идеальные воззрения были путеводной звездой для многих правителей России. По сути, Государева власть, требовавшая от всех исполнения своего долга, и была тем органом правды, который творил справедливость в жизни нашей Родины. В этом стремлении к правде и есть та нравственная ценность монархии, которая отличает её от республиканского сухого юридизма и принципиальной его отстранённости от нравственности.
Монархия всегда носила на себе русский национальный отпечаток. Стремление вернуть монархию есть стремление вернуться в Россию, в настоящую по-русски обустроенную страну.
Как писал Лев Тихомиров: «Царь поставлен Богом не где-то в отвлечении, а на конкретном деле известного определённого народа, а следовательно, для исполнения задач его истории, его потребностей, его исторического труда» (Монархическая государственность. М., 1905. Ч. III. С. 54).
Республика не может выражать духа нации. Западная демократия даже вовсе отрицает за нациями право быть самобытными и оставаться самими собой.
Монархия это выход из порочного круга: «вы за социализм или за либерализм». Монархия как выбравшая нам веру – за Православие, как историческая традиция – за русскую вечность, как создательница государственности – за русское единство, как воительница – за собирание русских земель, как династия – за многодетную семейственность.
Сегодняшняя национальная русская разобщённость есть результат отсутствия Монарха. Государь не только личное олицетворение государства, но и, как утверждал Николай Данилевский, органическая форма сосредоточения русского народа. Некая органическая форма существования, дающая единство нации.
Именно поэтому антинациональная революция для свержения власти должна была найти себе союзника в других государствах. Великая Мировая война, соперничество великих держав с Российской Империей, стала опорой революции, перешедшей на сторону врага.
Современные опросы раз за разом показывают, что взгляд на власть у русских остаётся, как встарь, имперским и требующим от власти патерналистского к себе отношения.